Кириллу идея с Виталием Лазаревичем не понравилась. Говорит: не крещенный. – Ему аргумент под нос: так и ты, батюшка, как бы не совсем доктор по науке, упаси господи. – Он в ответку: могу и защититься, моя голова сызмала полна научных рассуждений. Например, про химсостав млека богородицы, чем не диссер? – Раз так, то и академика можно априори святой водой обрызгать. Новодевичье открыто до семи вечера, могильный камень от полива не треснет. Верно, иерарх?
Короче, уговорили. Осталась одна загвоздка. Изначально столковались, что Кирилл прочтет лекцию в сводах Храма науки на Воробьевых – с диапозитивами, оппонентами, все по уставу, а потом мясопустный банкет. В ответ почетный архимандрит от Академии отслужит молебен в храме Спасителя – в ризах по уши, с кадилом наперевес, а в финале такая же тризна чем бог пошлет. Причем оба перфоманса пойдут одновременно – чтобы паритет, значит. Билеты отпечатаны, охранников в очках организованно доставят к Спасителю для изображения осененных апостолов, а охранницы в платочках заполнят Храм науки для разбавления толпы доцентов со свечками в руках, руки не отсохнут. И тут возникает главный вопрос: как в эту картину со свечками вписать не совсем чтоб живого Гинзбурга?
Принялись думать. Наконец удумали номинанта выкопать и поставить у иконостаса в виде опечатанного сейфа с ручками. Коли крестить не удосужились – так ведь отпеть не поздно. Это и будет покаянной обедней Гинзбурга, потому как живые академики к покоянию не рвутся, а ему до нейтронной звезды. Что до Гундяя, то пусть свою лекцию отбарабанит до конца! Благочинный спектроанализ млека богородицы – да туда вся университетская общага ломанется.
Гундяй и с этим согласился, хоть кисляк полный. Так ему в академию зачесалось, аж во рту пересохло. И вот стоит Кирилл-Гундяй на Воробьевых, одесную певчие с требниками, в кисти лазерная указка зажата, позади Тихвинская икона Февроньи Питерской на фоне фазотрона. Да академики в полном составе кучкуются на подиуме, тихо вопрошая друг друга, кто такая Февронья. – Так это, как ее, кажись, от лобковых спасительница. – А, ну тогда лады, послушаем.
Гундяй откашливается и начинает Псалтирь: без Псалтири научный кворум не кворум, а съезд байкеров в пивнушке. В это время, минута в минуту, отпевают будущего почетного архимандрита. Храмина безмолвна, в середине круг очерчен, внутри круга стоит жена премьер-министра Медведева, сама вызвалась, и крестится с амплитудой 27 Махов: свят, свят. Размахалась, раскраснелась, что твой вентилятор.
Меж тем у сейфа с почетным Гинзбургом поднимается крышка, медленно так поднимается. Гундяй отпивает водички из стакана, она подозрительно белого цвета. Премьер-жена, утомленная Махами, в полуобмороке. Академики раскрывают рты: сейчас пойдет научный прорыв на тему млека. Да, точно: запахло серой. Крышка зависает в воздухе. (Это такой смелый киномонтаж.) Гундяй, отмучив Псалтирь, приступает к собственно науке – и с ходу начинает молоть по-староцерковски. Мол, лактозный период у жены плотника Йосифа в разы превышал пертурбальный, дойная оказалась, так что хватило бы на трех детин, но после первого на нее никто не сподобился.
Не успели академики спросить, что за детины, как сконденсировался Вий и все испортил. Он так всегда: в очах огнь кудрявый, ноздри до полу, короче, картинка по Гоголю. Народ в отключке, академики переходят в экономный режим параллельного пространства. И все бы ничего, но первыми не выдерживают нервы у охранниц со свечками: начинают остервенело палить из андреевских крестов-пулеметов, им отвечают охранники в очках да так метко, что все пули в Февронью как в копеечку, остальные в млеко, что в руках у Гундяя. Тот голосит, Февронья подхватывает, академики бухаются на колени и давай бить поклоны. Сейф летает, Медведева с Вием воют дуэтом. Гинзбург на том свете вообще офигел.
Вот мне сбоку говорят, почему я поношу имя святого Гинзбурга. Зря вы так! Я к нему со всем пиететом. Это не я его, это его поносит родная академия. И его, и святого Ломоноса, который по атмосферному ликтричеству, и прочих славных мужей и пресвятых радетелей науки рассейской. Куда Гундяй с копытом, туда и черт в куколе.
Но это все лажа. Вот когда Гундяя примутся посвящать в почетные космонавты, тогда самая готика! Потому как летучую церковь обустроят на орбите. Все равно МКС порожняком весит, а иконка над иллюминатором да на фоне земного лика еще никому не вредила. Спросите хоть питерских таксистов. Но это все впереди. А пока Вий вопит: подымите мне ноздри! Да Гундяй слизывает с усов последнюю каплю пастеризованного млека богородицы. Шквал бешенных аплодисментов.
Интересно, понимает ли константинопольская епархия, как вовремя она отвалила от русской?